Фокусировка перспективы 1

Как должна быть скорректирована стратегия долгосрочного развития страны с учетом нынешних кризисных событий в России и за рубежом? Эту проблему обсуждали участники круглого стола, организованного журналом "Эксперт" и Минэкономразвития

Рисунок: Игорь Шапошников

Валерий Фадеев, главный редактор журнала "Эксперт": Наша задача не только обсудить стратегию экономического развития и попытаться повлиять на ее содержание, но - и это даже более важно - стимулировать общественную дискуссию по проблемам развития страны. Мы полагаем, что у нас очень плохо с дискуссией в России. У нас вообще почти ничего не обсуждается. У нас кризис на дворе, но никто не хочет произносить слово "кризис". И это не потому, что есть какое-то давление сверху, а потому, что мы то ли отвыкли, то ли так и не приучились вести содержательную дискуссию. Общество стало каким-то равнодушным, и даже профессиональное сообщество стало равнодушным. Надо эту ситуацию исправлять, потому что без содержательной дискуссии ничего не получится - задачи, которые ставятся в стратегии долгосрочного развития, не решаются местными начальниками и местными бюрократами. В решение этой задачи должны быть вовлечены интеллектуалы, бизнес, общественные силы, политические партии.

Андрей Клепач

Фото: Александр Забрин

Андрей Клепач, заместитель министра экономического развития РФ: Казалось бы, какой вообще смысл обсуждать долгосрочную концепцию развития до 2020 года, когда надо разбираться с финансовым кризисом? Наша принципиальная позиция такова: у нас все равно настало время долгосрочных решений. К тому же сценарий кризиса мировой экономики заложен в концепцию как один из вариантов будущего развития. Возникает другой вопрос: меняет ли нынешний кризис наш принципиальный подход к концепции и к тем целям, которые есть, или не меняет? На мой взгляд, кризис не отрицает, а наоборот, повышает актуальность тех долгосрочных решений, которые сейчас нужно начинать выполнять, решений, связанных с инновационной экономикой, с перестройкой финансового сектора, с перестройкой региональной политики. Надо создавать другую модель экономики, обладающую другой устойчивостью.

Еще один важный момент. Наши прогнозы показывают, что в долгосрочном плане без устойчивого притока и прямых иностранных инвестиций, и заимствований с мирового рынка мы не выйдем на те параметры роста, которые у нас есть, даже при существенной активизации использования национальных сбережений внутри страны. В этом смысле наша экономика обречена быть открытой. Для устойчивости притока капитала очень важно привлечь не только европейские инвестиции, но азиатские, арабские и другие. Они по-другому себя будут вести в условиях кризиса.

Вопрос, который является фундаментальным, - наличие существенных сбережений, не используемых в экономике, инвестированных, в том числе государством, за рубеж. Кризис ставит в повестку дня вопрос вложения этих денег в российскую экономику и в российскую финансовую систему. Нынешний финансовый кризис наглядно продемонстрировал, что наши банковский сектор и финансовые рынки чрезвычайно уязвимы вследствие слабости их внутренней ресурсной базы. Это связано с тем, что огромные средства изъяты государством в резервный фонд, фонд национального благосостояния. Это были столпы, на которые опиралась политика макроэкономической стабильности. Тем не менее с точки зрения развития здесь нужны новые подходы и существенные изменения. Без использования национальных сбережений в нашей финансовой системе, без трансформации этих денег в кредиты экономике не будет развития. Надо отдать должное, если даже брать бюджетную стратегию Минфина, то она тоже это признает. Однако бюджетная стратегия во главу угла ставит пенсионную реформу, принося в жертву образование, науку, здравоохранение, не говоря уже об инвестициях в развитие транспортной инфраструктуры. Наша система приоритетов другая. Первый приоритет - госинвестиции в инфраструктуру в увязке с региональной политикой. Второй приоритет - преобразование системы образования и науки. Дальше, с некоторым лагом, - здравоохранение. Основной акцент в деле развития пенсионной реформы, ее бюджетной поддержки будет сделан после 2015 года. И это, заметим, без учета резкого увеличения военных расходов, с которым мы столкнемся. Концепция стратегии долгосрочного развития готовилась нашим министерством в расчете на мирную геополитическую ситуацию. Сегодня уже стало очевидным, что мы вступаем в фазу более жесткого соперничества.

Перспективы модернизации военно-промышленного комплекса должны сводиться не только к серийному производству современной военной техники. Надо ставить задачу шире - сформировать современный высокотехнологичный комплекс, конкурентоспособный на мировом рынке гражданской продукции, а не только военной. Поэтому требования к технологическому развитию, к инновационному развитию страны становятся значительно жестче. Потенциал инновационного развития есть в любом секторе экономики, включая нефтегазовый, особенно что касается освоения шельфовых месторождений. Если мы не создадим конкурентоспособного высокотехнологичного сектора, у нас развалится и платежный баланс, у нас просто не будет того социального слоя, который нужен будет великой России, не будет высоких жизненных стандартов.

Еще один важный аспект концепции - курс на построение социально ориентированной экономики. Потому что общество, где разрыв между бедными и богатыми превышает 20 раз, не в состоянии создать инновационную экономику.

Обеспечить переход на инновационную траекторию развития должна элита - властная элита, бизнес-элита , - но для этого она должна измениться. Иначе развитие страны, возможно, и будет успешным, но это не будет инновационным развитием. Россия не станет одним из лидеров этого мира. Это будет благополучная второразрядная или третьеразрядная держава. Определенная часть общества будет так же хорошо жить, как и сейчас. Но в Казахстане, к примеру, к 2010 году средние доходы граждан будут выше, чем в России, и существенно выше, чем в Оренбуржье и в других приграничных к южному соседу регионах.

Мы должны превратить Россию в первоклассную державу, цивилизацию, притягательную для русского мира в широком смысле, включая Украину и Казахстан, чтобы мы гордились своими ценностями. Это и есть сверхзадача для элиты и для общества.

Михаил Дмитриев

Фото: Русский Фокус/PHOTOXPRESS.RU

Михаил Дмитриев, президент фонда "Центр стратегических разработок": Целый ряд новых проблем и вызовов в концепции пока не получили отражения. По вполне объективным причинам - мир очень быстро меняется. Давайте обратимся к фактам. Один из вариантов концепции довольно точно "угадывает" нынешнюю динамику цены на нефть. Мы сейчас имеем цену на нефть 92 доллара за баррель; в концепции средняя цена 2008 года составляет 94 доллара за баррель. Дальше она снижается по годам до 72 долларов, и, по сути дела, концепция идеально предсказывает усиление наших энергосырьевых рисков. Но есть одна мелочь, которая существенно расходится с реальностью. На самом деле это не мелочь, а фундаментальная предпосылка концепции, которая требует пересмотра. Дело в том, что при довольно серьезном снижении цен на нефть в прогнозном периоде концепция предусматривает значительный приток прямых иностранных инвестиций - на уровне порядка 50 миллиардов в год - и быстрый рост доли инвестиций в ВВП - на 6 процентных пунктов за четыре предстоящих года. То, что мы видим на примере реакции глобальных рынков на снижение цен на сырьевые товары, очень плохо согласуется с таким сценарием. Первая реакция мировых рынков на снижение цен на нефть состоит в том, что они переоценивают риски всех стран, чья экономика базируется на экспорте сырья. Если мы говорим, что на наш фондовый рынок повлияла ситуация в Осетии, на мой взгляд, это очень сильное преувеличение. Если мы посмотрим на уровень падения бразильского рынка, который точно так же ассоциируется в глазах мировых финансовых рынков с энергосырьевыми рисками, как российский, то падение рынка в Бразилии происходило синхронно с падением рынка в России начиная с июля. По состоянию на первую половину сентября бразильский рынок упал на 37 процентов, а российский - на 48 процентов. Разница всего в 10 процентных пунктов. Вот это вот, может быть, разница в политических рисках, связанных с осетинским конфликтом. И если конъюнктура и перспективы сырьевых рынков будут оставаться неясными и неблагоприятными, в ближайшее время ожидать существенного притока инвестиций в Россию нереалистично. На мой взгляд, гораздо более реалистический сценарий состоит в том, что с ухудшением нефтяной конъюнктуры будет происходить и ухудшение доступа России и российских компаний к международным рынкам капитала. Я могу сослаться на наши расчеты, которые мы делали год назад. Самый неблагоприятный сценарий, связанный с замедлением темпов роста китайской экономики, которая является генератором спроса на сырьевые товары, давал спад ВВП кумулятивно до 8 процентных пунктов за пять лет подряд. К сожалению, российский финансовый рынок не в состоянии удовлетворить потребности в крупных инвестициях. Максимальный размер займа 80 процентов российских банков сегодня составляет всего 10 миллионов долларов. Лишь 5 процентов суммарного портфеля корпоративных заимствований - крупные синдицированные ссуды, за счет которых, например, финансировалась большая часть девелоперских проектов. И эта доля стала снижаться еще до кризиса. Сейчас она, видимо, сойдет к нулю. Российский рынок облигаций составляет не более 4 процентов ВВП, поэтому так или иначе крупные корпоративные заимствования все равно будут осуществляться за рубежом. Точно так же, как любые крупные IPO, связанные с реализацией масштабных инвестиционных проектов. Это значит, что ограничение доступа на внешние рынки капитала даст снижение доли инвестиций в ВВП в размере 7-8 процентных пунктов по сравнению со сценарием МЭР на 2012 год.

И еще один серьезный пробел в концепции стратегии. Речь идет о стратегической задаче снижения уровня несырьевых рисков российской экономики. Несырьевые риски - это прежде всего гарантии прав собственности и сохранности тех средств, которые инвесторы вкладывают в российскую экономику. Вот очень любопытная вещь. 10 сентября агентство S&P подтвердило позитивный рейтинг РФ по платежеспособности федеральных властей, но при этом одновременно по рейтингу Всемирного банка Doing Business, который базируется на опросах предпринимателей всего мира об их восприятии рисков каждой страны, Россия упала сразу на восемь позиций, съехала со 112−й позиции на 120−ю. При этом мы упали, судя по всему, не потому, что у нас что-то резко ухудшилось, - просто целый ряд стран существенно улучшил свои позиции в рейтинге. Например, Азербайджан вырос сразу на 30 позиций. Россия при этом отстает просто потому, что ничего не делает в направлении улучшения бизнес-климата. Говорится ли в концепции, что нужно покончить с рейдерством и навести порядок в правоохранительных органах? Говорится ли о том, что нужно покончить с нерыночными преимуществами госкомпаний на рынках, которые позволяют им фактически перехватывать собственность нерыночными методами? Говорится ли о рисках, связанных с политизацией финансового регулирования и надзора? Ну и, наконец, все, что касается рынков земли и недвижимости, об этом в концепции говорится, но, на мой взгляд, все-таки недостаточно. Здесь у нас по-прежнему существуют огромные барьеры и неконкурентная среда, особенно относительно земли и недвижимости в городской местности, где на самом деле сосредоточена большая часть нашей экономической деятельности.

Дмитрий Гришанков

Фото: Александр Забрин

Дмитрий Гришанков, генеральный директор рейтингового агентства "Эксперт РА" [1]: Я бы хотел обратить внимание, что использовать инвестиции как единственный или самый главный индикатор нашего положения, наверное, было бы неправильно. Мы сейчас заканчиваем работу над очередным рейтингом крупнейших российских компаний "Эксперт-400". Что мы увидели? По части производительности труда и другим критериям эффективности мы за последние четырнадцать лет не особо куда сдвинулись. А по части инноваций компании первой сотни на НИОКР инвестируют очень скромные суммы - кто-то три миллиона, кто-то пять миллионов, кто-то семь миллионов рублей. Это компании первой сотни! То есть говорить о том, что они идут по инновационному пути или собираются идти, пока не приходится. И, видимо, нужны какие-то более жесткие меры, которые заставят их этим заниматься.

Далее. Нельзя забывать о том, что далеко не все инвестиции наша экономика способна сейчас переварить. Например, просто отсутствуют школы инженеров, которые способны построить ГЭС. Последнюю ГЭС проектировали двадцать пять лет назад, люди уже давно вышли на пенсию. То же самое в градостроительстве, в авиации, в промышленном строительстве. Целый ряд крупных проектов (свежий пример - ВСТО) силами только российских строителей осуществить уже невозможно.

Что касается финансовой системы, то глубинная причина ее недоразвитости в России - отсутствие надлежащего оформления прав собственности. Более или менее прилично оформлены права собственности примерно на 5-10 процентов активов, используемых в народном хозяйстве. Это приводит к тому, что нет залоговой базы, нет, соответственно, никаких стимулов для развития финансовой системы.

Последнее мое замечание по концепции стратегии касается ипотеки. В документе сделан большой упор на ипотеку. Но если реализуются те сценарии развития ипотеки, которые здесь прописаны, то больше половины суммарных банковских активов в 2020 году у нас будет работать на ипотеку, что мало реалистично. Кроме того, ипотека сама по себе не способна сформировать рынок жилья. Во всех странах рынок жилья формировался при помощи крупных государственных интервенций на рынке арендного жилья.

Михаил Ершов

Фото: Александр Забрин

Михаил Ершов, старший вице-президент Росбанка: Я бы хотел коснуться некоторых системных вопросов. Первое. Мы являемся свидетелями принципиальных изменений геополитической и геоэкономической среды, которая становится гораздо более жесткой. Во всех прогнозах мы обязаны эти реалии учитывать. На наших глазах меняется вся конфигурация глобальной финансовой системы. В ней будут лидировать не англосаксонские инвестбанки, а совсем другие игроки, например суверенные фонды из стран Азии и Ближнего Востока, часто даже с неидентифицируемыми источниками происхождения ресурсов, о чем они прямо говорят. Корпоративная структура финансового мира, которая складывалась последнее столетие, через год-два-три будет совершенно другой. Это может быть совершенно иная система формирования ресурсов. Надо быть готовыми действовать в совсем новой, непривычной среде.

Второй важнейший момент - антикризисное реагирование. Мы вступили в длительную полосу и локальных, и более системных кризисных процессов. Да, хвала ЦБ, что они оперативно помогают финансовой системе, используя широкий арсенал инструментов. Но нужны и заготовки чрезвычайного характера. Я недавно не поленился, посмотрел баланс ФРС США. Оказалось, что они двадцать лет подряд его формировали одним образом, а за последний год радикально поменяли подход. Последние семь-восемь месяцев - радикально иная структура операций, с новыми компонентами, с уменьшением традиционных доминирующих элементов. Это означает не что иное, как экстренную попытку как-то вклиниться в ситуацию и поменять ее к лучшему. Нам надо тоже готовить новые антикризисные механизмы.

Валерий Фадеев: Спасибо. У меня одно соображение. Представим, что нам надо написать через сто лет параграф учебника по экономической истории, посвященный России начала двадцать первого века, размером в одну страницу. Если мы говорим о стратегии развития, концепции, вообще-то , она должна уложиться в одну страницу. Помните, после войны, скажем, Второй мировой, США, Япония, Германия. Каждый из вас может сейчас на страницу написать, что происходило в США - дороги, автомобили, дома, достижение высокого потребительского стандарта и эти все пресловутые Fannie и Freddie. Япония - практически плановое хозяйство, потом повторившееся в Южной Корее. Германия - мы все читали книгу Эрхарда. Все это укладывается в страницу. Я уверен, пока мы не сможем этого сделать на одной странице, стратегия не будет действенной. Она не будет действенной не только потому, что она не станет общественным достоянием, а потому, что она не станет политическим инструментом.

Что мы конкретно собираемся делать? Например, можно построить высокоскоростные магистрали. Недавно я узнал, что в Испании поставлена задача, чтобы каждый житель Испании находился не далее чем в 50 километрах от высокоскоростной магистрали - в Испании, в маленькой Испании. Потому что это удобно - сел на машину, доехал до высокоскоростной магистрали, и через два часа ты уже в любой части страны. Это мне совершенно понятно, понятно, что из этого следует: какие технологические последствия, последствия в области занятости, последствия в области морального ощущения человека, жителя Испании. Мне пока неясно, что мы будем делать.

Петр Щедровицкий

Петр Щедровицкий, советник генерального директора государственной корпорации по атомной энергии "Росатом": В концепции утверждается, что нашей целевой задачей является переход к инновационной экономике. Я считаю, что есть по меньшей мере три группы проблем. Первый круг проблем - собственно, а какой тип инновационной экономики мы хотим построить? Потому что инновационные экономики бывают разные. Существует модель инновационной экономики с опорой на военно-промышленный комплекс и вторичное использование наработок, сделанных ВПК, в сопредельных отраслях. Эта модель исторически имела место и, в общем, никуда не делась. И вопрос о том, может ли быть построена инновационная экономика без такого рода ядра, - это, скажем так, большая проблема. Европейцы попытались построить инновационную модель не на военно-промышленном комплексе, а на так называемой экологической экономике, но, с моей точки зрения, у них пока ничего не получилось.

Второй момент: а что за социальная среда должна стимулировать инновационную деятельность? С моей точки зрения, в основу концепции должны быть положены новые институты, которые скорее атомизируют общество. Сегодня люди, которые создают ключевой инновационный продукт в наших научно-исследовательских и проектных центрах, живут-то по-старому. А когда им предлагают жить по-новому , то выясняется, что две трети из них не может перейти в эти, так сказать, новые институциональные условия - неважно, в сфере ли образования, в сфере интеллектуальной собственности, в сфере коллективного и индивидуального труда, лидерства и тому подобное. Понятие социального капитала, на котором должен базироваться наш инновационный прорыв, в концепции должен быть прописан. Пока этого нет.

И наконец, третье: какой тип управления будет способствовать переходу на инновационную модель? Мы будем создавать целый ряд коридоров развития, обустраивать их проектно-административным образом, как это предполагает концепция?

Теперь что касается региональной политики. Сейчас она выпадает из общей логики документа. Хотя в принципе на региональной политике можно было бы построить всю концепцию долгосрочного развития, превратив региональную идеологию в ядро концепции, сконцентрировав проектные действия по отношению к точкам приоритетов, рассчитывая, что через десять лет эти точки роста вытащат хотя бы сопредельные регионы. Я считаю, что есть две проблемы, которые мы не прошли. Первое - мы продолжаем про регионы говорить в административном ключе. Однако на самом деле ни один субъект федерации регионом в экономическом смысле слова не является и, скорее всего, никогда им не станет. А переход из административно-правовой действительности в действительность экономическую и геоэкономическую предполагает, что мы совершенно иначе прорисуем границы регионов. И второе - это вдруг вылезшая у этой концепции идеология выравнивания уровней развития регионов, которая, с моей точки зрения, нереалистична в сегодняшней ситуации. Ничего мы не выровняем, у нас денег таких нет, чтобы выровнять, и никогда не будет. Мы должны признать факт неравномерности развития и использовать эту инерцию неравномерности развития для достижения нового качества. Далее, мы должны признать, что убывание населения будет идти и дальше прогрессирующими темпами. Никакие слабые потуги стимулировать на излете русскоязычную миграцию в Россию ничего не дадут. Либо эти потуги должны вообще превратиться в мегапроект. Но это мегапроект, который сегодня упирается даже не в институциональный и организационный механизмы, хотя их нужно совершенно менять, а в культурную политику. При нынешнем уровне толерантности населения к миграции мы не решим этого вопроса.

Из этого следует опустынивание части территории страны и признание того факта, что развитие будет идти прежде всего в городах. Причем не во всех - даже не все миллионники сегодня отвечают требованиям к инфраструктурному узлу развития. Это можно проследить на примере Перми. Попытки восстановить хотя бы тот статус, который был у Перми в советской хозяйственной экономической системе, и постепенное убывание, убывание, убывание населения. Да, он уже вышел за рамки миллионника, он уже скатывается вниз. Еще один момент - это плотность инфраструктур и их качество. Коллеги, если у нас цены на энергетику будут расти так, как они сегодня заложены в прогнозе, это будет стимулировать дальнейший отток населения туда, где есть инфраструктурные услуги в полном пакете. Чем меньше людей живет на этой территории, тем меньше возможности у них платить. В тот момент, когда цена на инфраструктуру зашкаливает, человек говорит: "Да ну, елки-палки , да я лучше уж переберусь куда-нибудь". И если мы будем одновременно стимулировать мобильность, то, конечно, он поедет. Сегодня он и уехать-то не может, он зажат, а как только мы эту мобильность стимулируем - а ее надо стимулировать, - он поедет. Значит, мы будем иметь иную, гораздо более концентрированную, структуру расселения.

Рынок труда у нас тоже будет другой. Разрыв по оплате труда между менеджерами и рабочими будет сокращаться, но не за счет того, что будут уменьшаться зарплаты менеджеров - будет увеличиваться зарплата рабочих. Сегодня на шахтах в Кузбассе сформировалась целая прослойка "бегунков" - они переходят с одной шахты на другую, поработают два-три месяца, им потом снова зарплату повышают, и они снова переходят. И так будет много где, потому что есть целые сектора экономики, которые испытывают жесткий дефицит трудовых ресурсов.

И последний момент, на который я бы хотел обратить внимание. Сегодняшняя система образования инновационный порыв никак не поддерживает. Она так устроена, что мы утеряли ту универсальность подготовки инженера, которая была создана в Российской империи к концу девятнадцатого века и дала нам весь прорыв, включая советский. Мы утеряли ее. Сегодня мы добиваем ее тем, что пытаемся отдельные куски американизировать.

Дан Медовников

Дан Медовников, заместитель главного редактора журнала "Эксперт": Я хотел бы сказать о том, чего нет в инновационной главе концепции и никогда не будет, просто по определению. Если посмотреть на Нобелевские премии по экономике, в девяностые годы их очень много стали получать институционалисты, которые до этого их не получали. Когда мы говорим о национальной инновационной системе, не надо забывать, что многие ее концепции растут из институционализма. Во главу угла теоретического рассуждения, исследования или политики ставим институт, а национальная инновационная система, безусловно, является совокупностью институтов. Мы находимся в рамках этой парадигмы, здесь ничего не поделаешь. В принципе, институционализм - хороший рабочий инструмент, хотя, как и любые другие концепции, он имеет свои ограничения.

На сегодняшний день мы сформировали очень много из инновационных институтов, опробованных в других странах. Я имею в виду и ОЭЗы, и Российскую венчурную компанию, всевозможные фонды и так далее. Но при этом мы забываем, что формирование национальных инновационных систем за рубежом шло от "почвы", от их реальности, от их конкретных задач. Было какое-то реальное явление, появлялся новый технологический сдвиг. Новая компания, новый проект, новый коллектив, даже новые конкретные персоны. И вдруг государство видит: ага, вот тут чего-то растет, а вот появились какие-то движения, а давайте посмотрим, может, им там помочь надо, может, из этого ростка что-то получится. Когда-то не получается, а когда-то получается очень круто. Все мы знаем пример знаменитого Intel и так далее. Таким образом, институты управления инновациями во многом появлялись в режиме ручной настройки. Это была подкрутка под вполне конкретные проекты, с очень конкретными людьми. Мы можем перенимать венчурные механизмы, особые экономические зоны, всевозможные фонды и так далее. Но это все продукты их ручной настройки, которую мы у себя не провели. Тем более в глобальном масштабе сейчас именно в инновационном смысле, в технологическом, существует некая точка неопределенности. Мы не знаем, что следующее "выстрелит". В свое время выстрелил компьютер. Что будет сейчас? Биотех? Нанотех? Что-то еще? Это большой вопрос. На самом деле самое полезное сейчас, если мы хотим действительно сделать что-то эффективное в инновационной сфере, - проинвентаризировать инновационный потенциал: школы, коллективы, команды, конкретные разработки. В любой другой стране с ними бы уже повозились, посмотрели, и, может быть, кто-то из них от десяти миллионов оборота дошел бы миллиарда за это время. Предложение государству: работайте точечно с конкретными инноваторами, займитесь ручной настройкой инновационной системы.

Валерий Фадеев

Фото: Митя Алешковский

Валерий Фадеев: Кому принадлежит новый термин "принуждение к инновациям"?

Александр Механик, заместитель директора Института общественного проектирования: В отношении, по крайней мере, крупных госкорпораций, принуждение к инновациям должно быть прописано в каком-то законе. Потому что "Газпром" тратит на инновации какие-то абсолютно смешные цифры, это невозможно. Или я с удивлением вчера узнал о том, что, скажем, в прошлом году в России был закрыт последний завод по производству буров для нефтяной промышленности. Я понимаю, скорее всего, это был отсталый завод. Но в стране, где нефтянка и добыча газа являются ключевыми секторами, чтобы нефтяные и газовые компании не обеспечили соответствующий уровень этого завода - это просто за пределами моего понимания.

Второе: мне кажется, инновационного прорыва не удастся достичь без того, чтобы прописать в концепции какие-то конкретные проекты. Например, проект ГЛОНАСС мы в течение уже пятнадцати лет самым позорным образом не можем реализовать. Почему бы не прописать в концепции, что этот проект мы наконец добьем.

Андрей Клепач: Там написано.

Александр Механик: Надо не просто написать эту декларацию. Должна быть прописана вся цепочка: что будет сделано в каждом конкретном узле, который требуется для реализации.

Относительно обезлюдивания территории страны. Скорее всего, не избежать обезлюдивания в каких-то регионах. Но когда, скажем, массовым порядком сотнями закрываются так называемые малокомплектные сельские школы в Центральной России, это просто шокирует. Брянская область - там сто школ закрыто, Тверская область - сто пятьдесят школ закрыто к началу этого года. Как это увязывается с концепцией развития, в том числе с региональной, с любой другой? Есть вещи, которые объяснить невозможно.

Дмитрий Гришанков: Маленькое замечание о принуждении к инновациям. Когда мы вспоминаем силовиков, мы имеем в виду обычно МВД, ФСБ. В экономике силовые ведомства - это монетарная власть, это таможня и так далее. Но если говорить об инновациях, главный силовой институт - это техническое регулирование и контроль. Про него в концепции не сказано ни слова. Приведу один пример. Когда в восьмидесятые годы прошлого века было затоваривание рынка авиационной техники на Западе, они приняли решение ввести ограничение на эксплуатацию самолетов по шумам. На самом деле плевать все хотели на эти шумы. Но под это требование, которое реализовалось в несколько этапов к 2004 году, они обновили весь парк самолетов. Таким образом, надо прописывать жесткие технологические коридоры, а не просто принуждать компании отстегивать на НИОКР фиксированную часть доходов. Иначе под это дело компании и затраты на корпоративные праздники научатся списывать.

Аркадий Соловьев, начальник управления актуарных расчетов Пенсионного фонда России: Проблема заключается в том, что вся эта концепция проходит мимо пенсионной реформы. Экономика не учитывает объективную пенсионную реальность. Цели, заложенные в концепции по пенсионной системе, вполне инерционные. Как был размер перераспределения в пользу пенсионеров на уровне 6 процентов ВВП, так и остается. На Западе, я напомню, он в два-три раза выше. Обычно говорят: как же мы повысим страховые пенсионные отчисления? Это же нагрузка на работодателей. На самом деле страховые взносы - это недоплаченная заработная плата наемного работника, а не нагрузка на работодателя. Ни в одной приличной стране мира нет страховых взносов ниже 20 процентов зарплаты. В Германии 22, в Италии чуть ли ни 30. И никто от этого не помер, никто не стонет.

Валерий Фадеев: Если компании "Эксперт" добавить 20 процентов страховых платежей в Пенсионный фонд, она закроется.

Аркадий Соловьев: Не надо добавлять, это не такой примитивный подход.

Петр Щедровицкий: Надо 20 процентов брать с заработных плат сотрудников.

Валерий Фадеев: Тогда они уйдут в другие компании.

Олег Солнцев

Фото: Дмитрий Лыков

Олег Солнцев, ведущий эксперт Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования: Развитие финансового сектора в концепции мыслится в логике движения по линейной траектории. Эта логика предполагает, что мы плавно движемся от одного состояния к другому, более оптимальному. При этом мы можем двигаться быстрее или медленнее. И если мы где-то задержимся в пути, это не приведет к необратимому изменению ситуации.

Однако очевидно, что развитие отечественной финансовой системы в последние десять-пятнадцать лет не имело такого линейного характера. Оно было "ломаным". И задержки в развитии системы вели к ее глубоким качественным изменениям. Скорее всего, линейной логики развития не будет и впредь. Думаю, что в течение буквально трех лет произойдет кардинальная смена режима развития финансового сектора, да и макроэкономических условий этого развития.

Что на это указывает? Назову только три момента. Некоторые из них уже здесь отмечались.

Первый - платежный баланс. В прогнозе к концепции указывается, что у нас возникнет и будет нарастать отрицательное сальдо по экспортно-импортным и другим текущим операциям. Причем будет нарастать в течение весьма длительного времени - до 2015 года и далее. И это абсолютно логично. Расчеты, которые проводил Центральный банк, независимые аналитические центры, в том числе ЦМАКП, показывают: в рамках существующего режима развития российской экономики эта тенденция неизбежна.

В мировой практике существует масса случаев, когда отрицательное текущее сальдо страны постоянно растет на протяжении нескольких лет. Однако такое развитие не продолжается более семи лет. По крайней мере, с начала семидесятых годов не было ни одной страны, в которой такая ситуация не заканчивалась бы валютным шоком или финансовым кризисом. В США, например, такая ситуация наблюдалась в течение пяти лет с 2002−го по 2006 год, а в 2007−м у них начался финансовый кризис, запустивший корректировку ситуации. Приток капитала способен закрывать расширяющуюся брешь в платежном балансе, но это не может продолжаться слишком долго. Даже если вы страна - эмитент ключевой мировой валюты.

Второй момент: в прогнозе предполагается, что еще длительное время будет воспроизводиться отрыв роста реальной заработной платы от повышения производительности труда. Эта ситуация соответствует тем реалиям, которые мы наблюдаем на протяжении последних лет пяти. Реалиям перегретого рынка труда. С точки зрения финансовой устойчивости предприятий сохранение такой ситуации возможно только в случае, если реальный сектор постоянно получает из внешнего мира дополнительный финансовый бонус. До сих пор таким бонусом были постоянно растущие мировые цены на ключевые экспортируемые товары - нефть, газ, металлы. Однако в прогнозе предполагается, и это более чем вероятно, что рост этих цен приостановится. Это значит, что в этих условиях должна будет произойти существенная корректировка ситуации. И нельзя исключить, что в условиях перегретого рынка труда эта корректировка модели роста будет иметь шоковый характер.

Третий момент: у нас на протяжении многих лет значительная часть растущего внутреннего товарного спроса - примерно половина - не покрывается внутренним производством. Эта ситуация ведет к тому, что доходы экономических агентов, населения и предприятий, начинают устойчиво отставать от их расходов и инвестиций. Разрыв покрывается за счет расширяющегося привлечения внешних заимствований. Как показывает опыт многих стран, это классическая ситуация, ведущая к повышению кредитных рисков и кризисов плохих долгов.

Что из сказанного следует? Финансовая система и, возможно, вся экономика должны пройти через существенную ломку сложившихся трендов и факторов развития. Это вполне может быть и управляемая, но тем не менее кардинальная встряска.

С учетом того, что приближение к возможной точке бифуркации в принципе можно определить - и прогноз к концепции на это указывает, - логика стратегии развития финансового сектора не должна быть линейной. Она должна учитывать график развертывания угроз, возникновения и схлопывания "окон возможностей". Такой своеобразный тайм-тейбл.

Ссылки

• [1] http://raexpert.ru/