Не проспать конец века 5

Преодоление стагнации нефтедобычи в России возможно лишь при существенном росте инвестиций в действующие месторождения, а также в разведку и обустройство новых. Сценарий консервации запасов нефти в недрах не является оптимальным

Фото: Russian Look

Падение среднесуточных объемов добычи российской нефти в годовом исчислении, длящееся уже девять месяцев, привлекло к себе пристальное внимание как в России, так и за рубежом. Особый интерес эта тенденция вызвала потому, что сокращение добычи происходило на фоне растущих мировых цен на нефть. Что это? Исчерпание запасов? Значит, добыча нефти достигла пика и, как говорят руководители некоторых ведущих российских нефтяных компаний, впредь будет только сокращаться? Или это следствие недочетов фискальной политики в секторе? И тогда отладка экономических механизмов может помочь стабилизировать и даже нарастить добычу?

Ответ важен не только для России, где нефтедобыча остается важнейшим источником профицита платежного баланса и государственного бюджета, но и для мирового рынка нефти. Достаточно упомянуть один факт: за последние десять лет (1998-2007) прирост добычи нефти в России (3,8 млн баррелей в день) полностью компенсировал прирост (3,6 млн баррелей в день) потребления нефти в Китае - стране, нарастившей потребление нефти больше, чем кто-либо в мире. Конечно, прямые поставки российской нефти в КНР не столь значительны. Но не вырасти российская добыча, глобальный нефтяной баланс оказался бы гораздо более напряженным. Чего же стоит ждать потребителям нефти от России в будущем?

Попробуем обратиться к фактам и разобраться, что в последнее время происходит с нефтедобычей в России и каковы ее перспективы.

На кончике бура

В первые годы нынешнего столетия среднесуточная добыча нефти (с газовым конденсатом) увеличивалась в России нарастающими темпами. Однако после пика роста (почти 11%), достигнутого в 2003 году, темпы стали затухать и лишь незначительно превышали 2% в 2005-2007 годах. В нынешнем году Россия стоит перед реальной угрозой впервые за многие годы испытать падение абсолютных объемов добычи: по итогам января-августа среднесуточная добыча сократилась в годовом исчислении почти на 1% (см. график 1). Впрочем, тревожный звонок прозвучал еще в прошлом году. Как видно из графика 2, в отличие от 2005-2006 годов в 2007−м не наблюдалось сколько-нибудь заметного повышения добычи в течение года. Практически весь рост среднегодового показателя был обеспечен увеличением добычи во второй половине 2006−го. Все, чего удалось добиться в 2007 году, - сохранить среднегодовую добычу на уровне, достигнутом к концу 2006 года.

Непосредственная причина падения добычи достаточно прозрачна: глубина сезонного уменьшения объемов эксплуатационного бурения во второй половине года оказалась в 2007 году гораздо заметнее, чем в предыдущие годы (23% против 9-12% в 2005-2006−м). Учитывая, что корреляция среднесуточной добычи со среднесуточной проходкой эксплуатационных скважин (с трехмесячным лагом) составляла в последние годы 0,88, трудно было ожидать, что объемы добычи удастся удержать на прежнем уровне. Чуда и не произошло: вслед за тем, как эксплутационное бурение начало падать, достигнув пика в июне-июле 2007 года, покатились вниз и объемы среднесуточной добычи: с максимальных 9,942 млн баррелей в октябре 2007−го до 9,742 млн баррелей в апреле 2008−го (см. график 2). Как метко заметил один из капитанов российского нефтяного сектора, "нефть в России - на кончике бура".

В 2008 году рост объемов эксплуатационного бурения возобновился (по крайней мере, не нарушая устоявшуюся сезонную динамику), но остается пока более скромным по сравнению с предыдущими годами: +7% в первой половине года против 18-24% в соответствующие периоды 2006-2007 годов. Добыча нефти отреагировала скромным ростом в мае-августе , но, как было сказано выше, пока остается в минусе (-0,9%) в годовом исчислении (то есть по сравнению с январем-августом прошлого года).

Следует отметить и то, что большинство компаний сталкиваются с все более заметным ухудшением условий добычи на давно разрабатываемых месторождениях (обводнение пластов, исчерпание основных "карманов" залегания нефти и т. п.). При этом эффект от применявшихся в последнее время технологий увеличения уровней добычи на старых месторождениях постепенно снижается. Дальнейшее повышение коэффициента извлечения нефти (на многих российских месторождениях КИН остается ниже 30%, что на 10 процентных пунктов меньше среднего мирового показателя) требует внедрения новых технологий и коренного улучшения качества управления комплексной разработкой месторождений.

В связи с этими изменениями связь межу объемами проходки эксплуатационных скважин и добычи может ослабнуть. Но это не изменит основополагающую зависимость: без увеличения инвестиций нефтяных компаний в реальном выражении обеспечить рост добычи или даже ее поддержание на достигнутом уровне в России невозможно. Нет в стране, в отличие от Ближнего Востока, резервных мощностей, на которых можно было бы "отвернуть кран" - и нефть польется более мощным потоком.

Но, казалось бы, при рекордных ценах на нефть проблем с инвестициями быть не должно. Разве компании не заинтересованы в максимизации своих доходов и, следовательно, добычи? Конечно, заинтересованы. Но есть два обстоятельства, без учета которых невозможно понять, почему при высоких ценах на нефть наращивания добычи может и не наблюдаться.

Во-первых , не стоит забывать о тривиальном факте: высокие цены и высокие доходы - это не одно и то же. Налогообложение и большие издержки производства могут нивелировать привлекательность высоких цен. Во-вторых , система стимулов частных и государственных компаний не обязательно совпадает. У частной компании, честно платящей налоги и действующей в конкурентной среде, нет другого способа повысить доходы, кроме как увеличить объемы производства. У государственной компании и у стоящего за ней правительства могут быть и другие цели (например, осознанно придержать запасы нефти на будущее - об этом далее в статье), и другие способы увеличить доходы - скажем, попробовать воздействовать на цену путем манипулирования объемами производства (ОПЕК - пример такого коллективного действия). В связи с этим все большее смещение баланса производителей нефти в пользу государственных компаний, в том числе в вопросах доступа к новым месторождениям, может внести дополнительные коррективы в реакцию предложения нефти на высокие цены.

Попробуем разобраться, что из этого верно в России.

Избыточное налоговое бремя

В последнее время и пресса, и правительство уделили уже достаточно много внимания специфике налоговой политики в России. Покажем, как существующие в стране налоги трансформировали динамику мировых цен в глазах российских производителей, на графике 3. Средняя цена на российскую нефть повысилась за последние пять лет примерно на 100 долларов за баррель (с 30 долларов за баррель в январе 2004 года почти до 130 долларов летом 2008−го). Однако за вычетом экспортных пошлин и налога на добычу полезных ископаемых (НДПИ) "чистая" цена возросла значительно меньше - с 20 долларов за баррель в январе 2004 года до 50 долларов летом 2008−го. Иными словами, российским нефтяникам перепало менее трети повышения цены на их продукцию на внешнем рынке.

Но этим налоговая проблема не исчерпывается. Российская система налогообложения нефтедобычи обладает одной нечасто встречающейся чертой: она весьма чувствительна к уровню мировых цен на нефть, но абсолютно нечувствительна к издержкам добычи нефти. А издержки росли. И по всему миру (см. график 4), и в России, где ситуация усугублялась укреплением в реальном выражении рубля относительно доллара США - валюты, в которой деноминированы российские экспортные контракты.

Систематические данные по инфляции издержек в нефтяном секторе РФ отсутствуют. По оценке одной из ведущих российских компаний, ее операционные издержки на добычу нефти возросли на 76% за последние пять лет (в 2003-2007 годах), а капитальные издержки на вовлечение новых ресурсов нефти увеличились за указанный период на 250%. Часть этого роста была связана с ухудшением геологических условий. Но все же основную роль сыграло повышение цен в российских отраслях - поставщиках товаров и услуг для нефтедобычи. В последние годы оно было весьма значительным: например, всего за два года (2006-2007) рост стоимости российских труб составил около 50%, электрокабеля - 80%, прочего нефтяного оборудования - 24%.

Если попробовать оценить ущерб от роста издержек и укрепления рубля, используя показатель реального укрепления рубля относительно доллара, то тот рост "чистых" цен, который могли ощутить российские нефтяники с 2004 года, становится еще менее впечатляющим (см. график 3): с 19 долларов за баррель в январе 2004 года до 28 долларов за баррель летом 2008−го. На самом деле ситуация была еще хуже, поскольку, как было отмечено, темп роста цен на большинство товаров, закупаемых нефтяными компаниями, опережал показатели роста потребительских цен, которые используются при расчете реального курса рубля.

В итоге даже рекордно высокие мировые цены на нефть с определенного момента потеряли стимулирующий эффект для развития российской нефтедобычи. Это касалось как инвестиций в повышение добычи на старых месторождениях, так и вложений в разведку и освоение новых. В последнем случае специфика российского налогообложения добычи нефти играет ключевую роль. Как видно из данных таблицы, условия инвестирования в освоение нового "типового" месторождения нефти в России заметно хуже, чем за рубежом.

Одним из результатов такого невыгодного положения стало то, что месторождения, которые могли бы быть вовлечены в хозяйственный оборот за рубежом, в России откладываются до лучших времен.

В последнее время - особенно после того, как окончательно исчезли сомнения, что добыча нефти в 2008 году имеет все шансы сократиться, - правительство признало эти проблемы и предложило частичные налоговые льготы для улучшения условий инвестирования. Был повышен порог цены для расчета необлагаемого минимума при расчете НДПИ (с 9 до 15 долларов за баррель) и введены налоговые каникулы по НДПИ для истощенных и труднодоступных месторождений (в основном это шельф и Заполярье).

Льготы вступают в силу с 2009 года, то есть уже достаточно скоро можно будет судить об эффективности данных мер для стимулирования добычи нефти в России. Но и сейчас можно предположить, что краткосрочный эффект будет заметнее долгосрочного. Возможно, льгот окажется достаточно для повышения привлекательности инвестиций в наращивание добычи на истощенных месторождениях (хотя руководители некоторых нефтяных компаний уже заявили, что надо бы повысить порог до 24 долларов за баррель). Но привлекательность инвестиций в разработку новых российских нефтяных ресурсов останется ниже, чем в других странах (см. таблицу).

Следовательно, маловероятно, что уже объявленных льгот хватит для принятия решений об инвестициях во многие дорогостоящие новые месторождения, особенно на шельфе. Из таблицы видно, что даже полной отмены НДПИ не хватит для обеспечения большей рентабельности вложений в "типовое" шельфовое месторождение в России по сравнению с зарубежными аналогами. Видно также, что льготы по НДПИ (как уже обещанные, так и максимальные) обеспечивают условия инвестирования, которые хуже, чем по существующим соглашениям о разделе продукции.

Понятны опасения правительства как по поводу изменения экспортных пошлин, так и в отношении коренного пересмотра принципов налогообложения нефтедобычи - перехода от расчета налогооблагаемой базы по валовым доходам к учету лишь реальной прибыли компаний. Во-первых , экспортные пошлины на нефть - слишком важный источник пополнения государственной казны. В 2007 году, по данным Министерства финансов, они обеспечили свыше половины нефтегазовых доходов федерального бюджета и, следовательно, около одной пятой всех бюджетных доходов. Тревожить такой источник нелегко. Во-вторых , несмотря на очевидный прогресс, проблема трансфертного ценообразования в России пока далека от полного разрешения. А значит, с точки зрения налоговых органов, еще рано верить объявленным прибылям.

Все это верно. Но верно и то, что, пока условия инвестирования в России относительно хуже, у российских нефтяных компаний сохранится стимул перераспределять инвестиции в пользу более выгодных проектов за рубежом.

Нефть - дело государственное

Не секрет, что за последние годы в нефтяном секторе возросло значение компаний, контролируемых государством. Не стану останавливаться на деталях этого процесса, развернувшегося после банкротства ЮКОСа, уже самого по себе ухудшевшего инвестиционный климат в отрасли и, следовательно, негативно сказавшегося на росте капиталовложений - тема постоянно была в фокусе прессы. Напомню лишь основные изменения в списке ведущих российских нефтяных компаний. Частные "Сибнефть" и ЮКОС исчезли, а их активы по большей части влились в государственные "Газпром" ("Газпром нефть") и "Роснефть". Во многом в результате этого перераспределения активов "Газпром", занимавший десятое место по добыче нефти в 2003 году, в прошлом году вышел уже на пятое. "Роснефть" за эти четыре года совершила еще более впечатляющий скачок, переместившись с восьмого места по добыче на первое. На долю этих двух государственных компаний в 2007 году пришлось 32% добытой в России нефти.

Некоторые критики непременно упомянули бы, что госкомпании обычно менее эффективны по сравнению с частными и, значит, рост государственной собственности в отрасли может привести к более медленным темпам развития, чем наблюдалось бы при сохранении большей части активов в частной собственности. Не буду этого делать. Лучше обращу внимание на другую закономерность: и теория, и международная практика показывают, что отношение государственных и частных компаний к наращиванию добычи часто не совпадает, причем весьма значительно. Частные компании при наличии соответствующих экономических стимулов всегда стремятся нарастить добычу. Это их единственный путь к закреплению на рынке в борьбе с конкурентами. А у государств и принадлежащих им компаний могут быть иные задачи. Например, манипулировать добычей для поддержания цен, как это делают страны - члены ОПЕК. Разницу в поведении между компаниями ОПЕК и до последнего времени в основном частными компаниями, действующими за пределами картеля, можно проследить на графиках 5 и 6. За пределами ОПЕК добыча в целом увеличивалась на протяжении последних сорока лет. А вот в ОПЕК она заметно растет только в те периоды, когда дисциплина внутри картеля разлаживается.

Можно справедливо возразить, что в России и других странах - производителях нефти на территории бывшего СССР такого поведения не наблюдалось даже в советский период, когда вся добыча была в руках государства, - график 7 демонстрирует это достаточно убедительно. Если добыча и падала в период с 1989−го по 1999 год, то совсем по другим причинам.

Но можно ли рассчитывать на продолжение такого тренда в будущем, несмотря на текущее падение добычи? Хочется надеяться, что да. Однако возможны и изменения. Ряд последних шагов российских властей (закон о стратегических секторах, закон о недрах, передача ряда лицензий государственным компаниям без конкурса) ограничивают доступ иностранных и частных российских инвесторов к разработке новых крупных нефтяных месторождений. По данным РБК, разработан и проект постановления правительства о создании Национального резервного фонда полезных ископаемых, целью которого должно стать сохранение ресурсов для будущих поколений.

Можно ожидать, что подобные меры наложат ограничения на потенциальный рост российской нефтедобычи. Но, может, это и хорошо? Нужно ли вообще наращивать добычу? Тем более что 70% добытого экспортируется в виде либо сырой нефти, либо нефтепродуктов. Может, лучше придержать в земле ценный невозобновляемый ресурс? А то и так все чаще слышатся предостережения о "ресурсном проклятии", "голландской болезни" и прочих экономических (и не только) напастях, связанных с массивным притоком нефтедолларов.

Естественно, право распоряжаться природными ресурсами страны принадлежит национальному правительству. И только ему решать, что лучше соответствует интересам страны. Можно лишь оглянуться вокруг и посмотреть, как подходят к данному вопросу правительства других стран, богатых невозобновляемыми природными ресурсами.

Нефть в земле или деньги в банке?

Детальное рассмотрение проблемы рачительного использования доходов от разработки природных ресурсов потребовало бы отдельной статьи. Ограничусь лишь несколькими замечаниями.

Призывы не добывать слишком много нефти, так как страна не справляется с зарабатываемыми деньгами, сродни религиозному аскетизму. Не можешь справиться с соблазнами (например, гастрономическими) - умерщвляй плоть. А может, лучше научиться правильно питаться? Тогда и ожирения ("голландской болезни") можно избежать.

Аналогичным образом рассуждения о "ресурсном проклятии" отдают самоутешающим фатализмом стереотипов типа "богатые тоже плачут". А если смотреть на богатство не как на злой рок, а как на пропуск в мир больших возможностей? Да, богатство можно промотать, но вряд ли это неизбежно. Верно, что не очень многие страны успешно справляются с управлением доходами от широкомасштабной разработки полезных ископаемых. Но такие есть даже в развивающемся мире. Достаточно вспомнить Ботсвану и Чили. А уж про развитые страны и говорить не приходится. Вон, совсем по соседству, Норвегия. Или Голландия. Она, конечно, одноименной болезнью переболела. Но это не отбило у нее охоту добывать газ.

Это возвращает нас к вопросу, что же лучше оставить в наследство будущим поколениям: "золотые талеры" или "слюдяную жилу"? Посмотрим, какой ответ предпочли нефтедобывающие страны.

Среди аргументов, которыми некоторые страны ОПЕК обосновывают ограничения на добычу нефти, можно встретить и упоминания необходимости сохранить полезные ископаемые для будущего. Так, Саудовская Аравия заявляет, что часть открытых на ее территории месторождений сознательно не разрабатываются именно по этой причине (впрочем, ряд скептиков из среды нефтяных аналитиков утверждают, что этих запасов попросту не существует). Даже если отбросить сомнения в искренности высказываний саудитов, факт остается фактом: страны ОПЕК сокращают добычу, только когда цена на нефть начинает падать. А пока угрозы цене нет, они не прочь наращивать добычу. Похоже, понимание экономической выгоды и в ОПЕК сводится к тому, что "монетизация" запасов по хорошей цене выгодна для будущих поколений. Глядя на то, как нефтедоллары помогают диверсифицировать и экономики стран Персидского залива (пусть и не с максимально возможной эффективностью), и их собственность за рубежом, трудно усомниться в справедливости подобного понимания.

Аналогичный подход характерен и для таких стран, как Великобритания, Канада, Норвегия и США. Конечно, и там можно было встретить академические рассуждения на тему, не стоит ли оставить нефть в земле. Но на уровне государственной политики такой выбор сделан не был. Ни Великобритания, ни Норвегия не сожалеют, что за прошедшие с начала разработки нефтяных месторождений Северного моря сорок лет большая часть имевшихся ресурсов уже извлечена (пик добычи в Великобритании пройден в 1999−м, в текущем году страна уже превратилась в нетто-импортера нефти; добыча нефти в Норвегии прошла пик в 2001 году). Наоборот, правительства обеих стран принимают активные меры для поощрения разработки остающихся запасов нефти Северного моря.

Резон прост: инвестиции в нефтедобычу дают положительный эффект для прочих секторов экономики, а заработанные доходы открывают больший простор для экономического развития, чем сохранение нефти в земле. Для экономик менее диверсифицированных, чем британская и норвежская, такой выбор, кстати, означает, что разработка нефтяных запасов помогает со временем освободиться от нефтяной зависимости.

Стратегии активной разработки нефтересурсов придерживаются и соседи России - Казахстан и Азербайджан. Правительства этих стран создали нефтяные фонды и считают, что лучше оставить в наследство будущим поколениям финансовые накопления, а не один природный ресурс, пусть даже очень ценный в настоящее время.

Иногда приводят контрпример - США. Вон же великая держава решила попридержать свои запасы нефти. Похоже, тут не обошлось без заблуждения. В самом деле, США некоторое время проводили политику консервации нефтяных месторождений на случай войны. Только было это между Первой и Второй мировыми войнами и давно кануло в Лету. Что действительно пока еще существует в Соединенных Штатах, так это мораторий на разведку и добычу нефти и газа на большей части территории федерального шельфа (он начинается на расстоянии шести миль от берега, до этой границы акватория принадлежит береговым штатам), в том числе на территории большого арктического заповедника вдоль побережья Аляски. Причем до самого последнего времени это был двойной мораторий: конгресс ввел его в 1981 году, а в 1990−м его продублировал президент Буш-старший.

Однако важно отметить, что причиной моратория стало не желание сохранить нефть для будущего, а борьба защитников окружающей среды и сочувствующих им властей береговых штатов (в особенности Калифорнии и Флориды, пекущихся о своих туристических доходах) против морской нефтедобычи. Причем во многих петициях, требовавших введения моратория, в качестве мотивационной базы использовался один и тот же инцидент (правда, значительный) с разливом нефти из подводного трубопровода во время землетрясения у берегов Калифорнии. Конечно, некоторые могут заподозрить скрытый геополитический умысел и в действиях "зеленых". Но, на мой взгляд, это требует чрезмерной приверженности конспирологическим теориям.

Более того, президентский мораторий должен был действовать до 2012 года. Но в июле нынешнего года его досрочно отменил президент Буш-младший. А в сентябре и палата представителей конгресса приступила к обсуждению отмены моратория, введенного в 1981 году. Причем даже демократы, многие годы стоявшие горой за его сохранение, изменили свою позицию и выразили готовность снять запрет на бурение на федеральном шельфе. Их спор с республиканцами свелся лишь к тому, разрешать разбуривать весь шельф или все же сохранить 50−мильную охранную зону вдоль побережья.

Закончу еще одним рассуждением о возможной нецелесообразности сохранения нефти в земле "на будущее". Сторонники такой консервации явно или неявно исходят из предпосылки, что полезность, а следовательно, и цена нефти как невозобновляемого источника может только возрастать. Иначе говоря, пока нефть есть, она будет всегда и всем нужна. На первый взгляд логика безупречная. И все же подобные расчеты могут и не сбыться. Слюда казалась очень нужным полезным ископаемым, пока не изобрели стекло. Каучуковые деревья были в особой цене до изобретения резины. Список можно продолжать. Но и без того мораль проста и давно известна: любое сырье востребовано, пока не появится более удобный аналог.

С этой точки зрения нефть - всего лишь очень удобное сырье для выработки моторных топлив и ряда пластмасс и битумов. Пока нет конкурентоспособного альтернативного топлива для двигателя внутреннего сгорания или массового двигателя, использующего иные принципы преобразования энергии. Но это не значит, что они никогда не появятся. Несмотря на скепсис некоторых известных экономистов, прорывное развитие биотоплива на основе не конкурирующих с производством продовольствия источников биомассы имеет хорошие шансы на успех. Из уроков истории уместно вспомнить и о том, как британские паровозостроители просчитались в начале XX века, ознакомившись с первым немецким локомотивом с двигателем внутреннего сгорания. "Нет, - сказали они, - будущее за паром!" И ошиблись! А уж о технологиях выработки из угля жидких углеводородов, требующихся для производства пластмасс, и говорить не приходится. Правительство КНР, например, вкладывает в их развитие немалые средства.

Не отстают в инвестициях в разработку альтернативных источников энергии и ведущие мировые нефтяные компании. Никому не хочется остаться лидирующим производителем камней, когда кончится каменный век. Кстати, как любят повторять экономисты ВР, каменный век закончился не потому, что закончились камни. Так стоит ли копить их про запас?